Амнистия. Сказка о страхах

Весть об амнистии разнеслась по тюрьме мгновенно.
— Амнистия! Амнистия! – раздавалось то тут, то там.
Заключенные были возбуждены, и каждый лелеял тайную надежду, что вот теперь—то – его очередь. Надзиратели сохраняли хмурый вид, но внутренне тоже надеялись, что выпустят побольше:  

 тюрьма была переполнена, камер не хватало, энергии уходила уйма.
— А в чем дело? В честь чего амнистия? – жадно интересовался молодой и глупый Страшок Старости.
— Ты не мельтеши. Ты здесь недавно появился, тебе еще сидеть да сидеть, силу набирать, бороду отращивать, – посмеивался Страх Темноты. Он был одним из самых старых заключенных, его еще в раннем детстве посадили.

— А чего сразу я? – заныл Страх Старости. – Может, еще выпустят?
— Щас, – с садистским удовольствием сказал огромный, тучный Страх Одиночества. – Тюрьма—то чья? Во—во. Женщины, знаешь, они такие… Старости боятся до самой старости…
— А в старости чего боятся? – не унимался юный Страшок.
— А там тебя амнистируют, а на твое место посадят, например, Страх Смерти. Так что сиди и жди! – пообещал Страх Одиночества.

Под сводами тюрьмы раздался зычный голос: — Собрание! Собрание! Все на собрание!

Залязгали двери камер, заключенные потянулись на голос. Развлечений в тюрьме было мало, собрания любили. Можно было потрепаться, новости узнать, амнистию обсудить.
— Граждане заключенные! Страхи и Страшки! – начал речь Главный Надзиратель. – Сообщаю вам, что хозяйка Тюрьмы решила ее немножечко разгрузить. И поэтому кое—кто из вас сможет освободиться.
— Ты нам тут тюльку не гони! – забузил нахально—иррациональный, в приблатненной кепочке, Страх Мышей и Крыс. – Ты дело говори. Кого на свободу, почему на свободу.
— Ты помолчи, тебе не светит, у тебя вообще пожизненное, – урезонил его Надзиратель. – Сам ведь не знаешь, кто тебя и за что посадил. Не знаешь ведь?
— Да бабы дуры! – наехал Мыше—Крыс. – Кошек не боятся. Хомяков не боятся. А крыс—мышей – боятся! А спроси, почему – ведь сами не знают! А меня, мальчишечку, замели ни за что. «Таганка, я твой бессменный арестант!» – затянул было Страх, но Надзиратель властной рукой заткнул ему рот.
— Художественная самодеятельность будет на Новый год, а сейчас мы про амнистию. А амнистия вот в честь чего: наша Хозяйка записалась на прием к психологу, хочет поработать над собой. Сами знаете, это всегда заканчивается освобождением части Страхов.

Заключенные радостно загудели. Такое уже случалось, психолога в тюрьме считали в законе и очень уважали.
— Да, освобождение! Но не для всех! – строго сказал Надзиратель. – Давайте—ка перекличку сделаем. На свободу – с чистой совестью, так сказать.… С левой крайней камеры – начинай!
— Страх Темноты, сижу с детства, – монотонно забубнил Страх Темноты. – За что сел – не знаю, вернее, не помню. Под амнистию не попадал.
— Страх Боли, – представился изящный хлыщ во фраке и с бабочкой на тощей шее. – Посадили после аппендицита. Сама дотянула почти до перитонита, а я остался виноватым, – усмехнулся он. – Теперь боится любой боли – хоть зубной, хоть душевной. А я регулярно ей эту боль поставляю, – рассмеялся Страх Боли.
— Как это – поставляет? – шепотом спросил Страх Старости.
— Ну ты и темный! – удивился Страх Темноты. – Ты чего, не знаешь – каждый Страх, который попадает в заключение, притягивает ситуации по своей теме.
— Зачем??? – еще больше удивился Страх Старости.
— Ну как «зачем»? Конечно, чтобы выпустили! Нет страха – нет ситуаций, что тут непонятного? – с досадой сказал Страх Темноты. Ему очень хотелось на свободу, но им никто не занимался – все к нему привыкли.
— Так мне что, надо Старость притягивать? А как? – озаботился юный Страшок.
— Ну, это просто, – вмешался в разговор Мышино—Крысиный Страх. – Будешь ей морщинки новые в зеркало показывать. Целлюлит опять же. Седые волоски. Чем больше она будет пугаться, тем сильнее будешь становиться ты. Ее страх – твоя пища, дуралей!
Тем временем перекличка шла своим чередом.
— Страх Одиночества, сел лет в 25, попадал под амнистию, когда она замуж выходила, год на свободе, потом развод – и я снова в камере.
— Жалобы есть? – рявкнул Надзиратель.
— Никак нет, Хозяйка кормит исправно. Каждый день боится! Даже когда спит! – радостно сообщил Страх Одиночества.
— На свободу—то хочешь? – смягчился Надзиратель.
— Конечно, хочу! – загрустил Страх Одиночества. – Кто ж не хочет? Только не светит мне… Уж очень она от окружающих зависит. Одна вообще боится одна оставаться, даже хоть на часик. То на телефоне висит, то к подружкам бегает, то к себе зазывает…Мужики какие—то левые все время крутятся… А чем больше она меня питает, тем больше у нее Одиночества в жизни. А чем больше Одиночества – тем больше страха. Меня уже раздуло, еле в камеру пролезаю. Мне бы на диету… А она меня все подкармливает… Надоело! – плюнул с досады Страх Одиночества.
— Ну, ты того…не унывай, – сочувственно кашлянул Надзиратель. – Надежда, как говорится, умирает последней. Давайте дальше!
— Страх Ошибки, – выступил вперед длинный тощий старичок с бородкой клинышком. – Посадили в 9 классе, когда учитель математики стал насмешки строить. В институте благодаря доцентам—профессорам срок добавили. С тех пор, как устроилась на работу к начальнику—зверю, 5 дней в неделю получаю усиленную пайку.
— Ничего себе устроился! – позавидовал Страшок Старости.
— Не завидуй, ничего тут хорошего нет, – осадил его Страх Темноты. – Жить без ошибок человеку невозможно, это ведь просто опыт. А если ошибок бояться – то как тогда вообще жить?
— Говорят, есть такой маньяк—убийца – Страх Жизни, – задумчиво сообщил Страх Одиночества. – Он самый страшный Страх на свете. Если его посадят, тогда и начнется…
— Что начнется? – спросил заинтригованный Страх Старости.
— Паралич жизни начнется. Того боишься, этого боишься. Жить боишься! Этот пахан нас всех тут построит. Никаких тогда амнистий. Будем все в куче, друг к другу жаться, спрессовываться. Кормить, конечно, станут на убой – но это еще хуже. Мы разрастемся, а тюрьма не резиновая. Начнем сами задыхаться и Хозяйку душить. Слышал такое выражение – «страх душит?» – вот, как раз из этой серии…
— Ужас какой! – содрогнулся Страшок.
— Тише там! – приказал Надзиратель. – Кто следующий?
— Страх Осуждения, – заговорил невзрачный мужичонка в помятом костюме. – Меня с подачи родителей посадили, они все время говорили «а что люди скажут?», «какое ты мнение о себе создаешь?», «никто тебя такую любить не будет». Сижу тоже с детства, прочно так сел. На свободу страсть как хочется, – вдруг хлюпнул носом он. – Посодействуйте…
— Да ты что, родной? – участливо спросил Надзиратель. – Как будто не знаешь, что тут Хозяйка решает, с кем хочет расстаться, а с кем – не очень.
— Да я что? – вскинулся мужичонка. – Я ведь ей подсказывал, как со мной расстаться. Это же просто, на меня просто надо наплевать – и я таять начну. А она не плюет!!! – и Страх Осуждения разрыдался, утираясь полой затертого пиджачка.
— Ну, не плачь, не плачь, – стали утешать его соседи. – Ты сиделец уважаемый, мы тебя все любим…
— Да? Правда? Вы меня не осуждаете? – воспрял духом Страх Осуждения. – Ну, тогда что ж… Потерплю. Посижу еще.
— А ты кто, что—то я тебя раньше не видел? – грозно спросил Надзиратель, указывая на красавчика со щегольскими усиками, в просторном черном плаще и пижонской шляпе.
— А я – извращенец, – скромно сообщил новичок. – Я Страх Страха.
— Неужели и такое извращение есть? – удивился Страшок Старости.

Новичок продолжал:
— Я пока еще не ваш, забрел с ознакомительными целями.
— Как это забрел? – вопросил Надзиратель, хватаясь за дубинку.
— Да вы не бойтесь, меня Хозяйка впустила. Но мы с ней еще не в контакте. Не сконнектились, так сказать. Может быть, позже?
— Не дай Бог! – отверг такую мысль Надзиратель.
— Иди отсюда! Извращенцев нам не хватало! – зашумели страхи. – И так в тесноте, в обиде, а тут еще в гости будут всякие ходить!
— Я ухожу, но могу и насовсем вернуться, – пообещал Страх Страха, пробираясь к выходу. Но было видно, что он испугался.

Надзиратель с облегчением засунул дубинку на место.
— Будем завершать, – распорядился он. – Еще раз вспомним правила внутреннего распорядка. А ну, по очереди!

Страхи бодро зарапортовали Правила:
— Страхи попадают в заключение только по желанию Хозяйки!
— Страх действует по вдохновению: подступает, накатывает, душит, давит, охватывает, парализует, в зависимости от реакции Хозяйки на ситуацию.
— Страхи существуют, пока Хозяйка не принимает решение с ними расстаться.
— Любому Страху может быть либо добавлен срок, либо объявлена Амнистия в любое время.
— Страхи питаются эмоциями Хозяйки. Если питание не производится – Страх умирает.
— Отпущенные на свободу Страхи вновь становятся Чистой Энергией Жизни.

Страхи чувствовали небывалое единение. Надзиратель был явно доволен.
— Ну что ж, граждане Страхи! По камерам! И дружно ждем амнистии! – провозгласил Надзиратель.

Страхи потянулись к местам отсидки.
— А все—таки, ну вот зачем мы ей? – недоуменно спросил Страх Старости. – Ведь столько энергии на нас тратит!
— Все просто, молодой человек, – пояснил тихий, интеллигентный Страх с большими печальными глазами и такой же печальной лысиной. – Мы ей нужны, чтобы случайно не стать счастливой. Она думает, что быть счастливой – это неприлично, ведь в мире еще столько несчастья!
— Что за бред? С чего вы это взяли? – оторопел Страшок Старости.
— Поверьте, юноша. Уж я—то знаю. Ведь я – Страх Счастья.

Страшок хотел было еще задать вопрос, но шумящая толпа разнесла их в разные стороны.
Впереди была амнистия. Впереди была надежда! И освобождение…

© Эльфика